Отправлено: 12.02.08 20:01. Заголовок: Рядом послышались ша..

Рядом послышались шаги – стремительные и невесомые. Приблизившееся существо не могло быть человеком. Человеческие шаги Артём научился отличать ещё давным-давно, в дозорах на ВДНХ: парные, тяжёлые, зачастую громыхающие грубой подошвой кирзовых сапог – самой распространённой обуви в метро. Видно по-прежнему было только часть шпалы и уходящий в обратном направлении, к Киевской, рельс. В нос ударил резкий, неприятный запах.
- Один, два. Чужие, лежат, - сказал кто-то сверху.
- Метко стреляю, далеко. Шея, плечо, - откликнулся другой.
Голоса были странные: лишённые интонации, блёклые, они напоминали скорее монотонное гудение ветра в туннелях. Тем не менее, это однозначно были именно человеческие голоса, и ни что другое.
- Есть, метко. Так хочет Великий червь, - продолжил первый голос.
- Есть. Один - ты, два - я, несём чужих домой, - добавил второй.
Картинка перед глазами у Артёма дёрнулась: его резко оторвали от земли. На какой-то момент перед глазами у него мелькнуло лицо: узкое, с тёмными провалами глазниц. Потом оба валявшихся на полу фонаря – его и Антона - погасли, наступила кромешная темнота. И только по приливам крови к голове Артём понял, что его грубо, как мешок, куда-то тащат. Странный разговор тем временем продолжался, хотя фразы и перемежались теперь напряжённым кряхтением.
- Игла-паралиш, а не игла-яд. Почему?
- Командир так приказывает. Жрец так приказывает. Великий червь так хочет. Мясо хорошо хранить.
- Ты умный. Ты и жрец - други. Жрец учит.
- Есть.
- Один, два, враги приходят. Пахнет порох, огонь. Плохой враг. Как приходит?
- Не знаю. Командир и Вартан делают допрос. Я и ты ловим. Хорошо, Великий червь радуется. Я и ты берём награду.
- Много есть? Мокасины? Куртка?
- Много есть. Куртка – нет. Мокасины – нет.
- Я – молодой. Враги ловлю. Хорошо. Много есть. На-гра-да... Радуюсь.
- Этот день – хорошо. Вартан приводит новый маленький. Я, ты, ловим враги. Великий червь радуется, люди поют. Праздник.
- Праздник! Радуюсь. Танцы? Водка? Я танцеваю Наташа.
- Наташа и командир, танцуют. Ты – нет.
- Я – молодой, сильный, кормандир – много лет. Наташа – молодая. Я ловлю враги, храбрый, хорошо. Наташа и я, танцуют.
Вблизи послышались новые голоса и спор оборвался. Артём догадался, что их принесли на станцию. Здесь было почти так же темно, как и в туннелях, на всю станцию горел только один маленький костерок, у которого их небрежно бросили на пол. Чьи-то стальные пальцы схватили его за подбородок и повернули лицом вверх.
Вокруг стояли несколько людей невообразимо странного вида. Они были почти догола раздеты, но при этом, казалось, почти не мёрзли. На лбу у каждого из них виднелась волнистая линия, похожая на рисунки в перегоне. Головы у них были обриты. Роста они были небольшого и выглядели нездорово – впалые щёки, землистая кожа, но при этом буквально излучали какую-то сверхчеловеческую силу. Артём вспомнил, с каким трудом Мельник нёс раненого Десятого из Библиотеки, и сравнил это с тем, как быстро эти странные создания доставили их на станцию.
В руках почти у каждого из них была длинная узкая трубка. Приглядевшись, Артём с удивлением узнал в них пластмассовые оболочки, использовавшиеся для прокладки и изоляции пучков электрических проводов. На поясах у них висели огромные неудобные стальные штык-ножи, кажется, от автоматов Калашникова старого образца. Все они были приблизительно одинакового возраста, и старше тридцати лет здесь не было никого. Какое-то время их разглядывали молча, потом один из мужчин – с линией красного цвета и единственный, носящий бороду, заключил:
- Хорошо. Радуюсь. Это враги Великого червя, люди машин. Злые люди, нежное мясо. Великий червь доволен. Шарап, Вован - храбрые. Я беру люди машин в тюрьму, провожу допрос. Завтра праздник, все добрые люди едят врагов. Вован! Какая игла? Паралиш? – уточнил он у кого-то, видимо, обращаясь к одному из тех, кто схватил Артёма с Антоном.
- Есть, паралиш, - подтвердил коренастый мужчина с синей линией на лбу.
- Паралиш – хорошо. Мясо не портится, - одобрил бородатый. – Вован, Шарап! Бери врагов, иди со мной в тюрьму.
Перед глазами снова замельтешило, и свет стал удаляться. Рядом звучали новые голоса, кто-то нечленораздельно выражал свой восторг, кто-то жалобно выл, потом раздалось пение – низкое, на грани слышимости и недоброе. Казалось, действительно поют мертвецы. Артём вспомнил о байках, которые ходили вокруг Парка Победы. Потом его снова положили на землю, рядом упал Антон. Полежав немного, Артём забылся сном.
...Что-то словно толкнуло его, подсказало, что надо скорее вставать. Потянувшись, он зажёг фонарик, прикрывая его рукой, чтобы не так резало чувствительные спросонья глаза, осмотрел всю палатку (где автомат?!) и вышел на станцию. Он так соскучился по дому, но теперь, когда снова оказался на ВДНХ, совсем не был рад этому. Здесь, кажется, случилось что-то ужасное: закопченный потолок, покрытые пулевыми отверстиями и опустевшие палатки, тяжёлая гарь в воздухе. Издалека, наверное, из перехода в другом конце платформы, слышались чьи-то дикие вопли, будто там кого-то резали.
Две аварийные лампы скудно освещали станцию, их слабые лучи с трудом пробивались сквозь ленивые клочья дыма. На всей платформе никого не было, только рядом с одной из соседских палаток играла на полу маленькая девочка. Артём хотел было узнать у неё, что здесь случилось, и куда пропали остальные, но завидев его, девочка начала громко плакать, и он отказался от своих намерений,
Туннели. Туннели, ведущие к Ботаническому Саду. Если обитатели его станции и ушли куда-то, то это могли быть только перегоны, идущие к этому проклятому месту. Если бы остальные бежали, его и малышку не оставили бы здесь одних.
Спрыгнув на пути, Артём двинулся к чёрному кругу входа. Оружия нет, без оружия опасно, подумал он. Но терять нечего, а кроме того, он должен разведать обстановку. Вдруг чёрные сумели прорвать оборону? Тогда вся надежда только на него. Он должен узнать правду и доложить её южным союзникам.
Темнота обрушилась на него сразу за входом – стоило переступить черту, за которой заканчивалась станция и начинался туннель. Вместе с тьмой пришёл и страх. Впереди не было видно ровным счётом ничего, зато оттуда доносились отвратительные чавкающие звуки. Артём ещё раз пожалел, что у него нет автомата, но отступать было поздно.
Издалека, а потом всё ближе и ближе, зазвучали шаги. Они приближались, когда Артём шёл вперёд, и замирали, когда он останавливался. Когда-то с ним уже происходило подобное, но вот когда именно, и как это было, он не мог вспомнить. Это было очень страшно – идти навстречу невидимому и неведомому... противнику? Предательски дрожащие колени мешали ему сделать это быстро, а время было на стороне ужаса. По вискам струился холодный пот. С каждой секундой ему становилось всё больше не по себе. И когда шаги раздались уже метрах в трёх от него, Артём не выдержал, и, спотыкаясь, падая и поднимаясь опять, бросился обратно на станцию. На третьем падении ослабшие вконец ноги отказались держать его, и он понял, что конец неминуем.