Отправлено: 12.02.08 19:40. Заголовок: Сейчас, когда у него..

Сейчас, когда у него была возможность внимательнее присмотреться, Артём обнаружил ещё несколько маленьких странностей. Зал был идеально расчищен, и разнообразный хлам, которым неизбежно было завалено большинство жилых станций в метро, здесь полностью отсутствовал. Да Смоленская больше и не производила впечатление жилой станции. Она вдруг напомнила ему картинку из школьного учебника по истории, на которой был изображён военный лагерь римских легионеров. Правильно, симметрично организованное, просматривающееся во всех направлениях пространство, ничего лишнего, расставленные повсюду караулы, укреплённые входы и выходы...
Долго разгуливать по станции у него не получилось. Наткнувшись на откровенно подозрительные взгляды её обитателей, Артём уже через несколько минут понял, что за ним следят, и предпочёл ретироваться в палатку для гостей. Там его действительно ждала застеленная раскладушка, а в углу стоял полиэтиленовый пакет с его именем. Опустившись на взвизгнувшую пружинами койку, Артём раскрыл его. Внутри лежали его личные вещи, оставленные в рюкзаке. Покопавшись секунду, он достал из пакета принесённую с поверхности детскую книжку. Интересно, проверяли ли они его маленькое сокровище счётчиком Гейгера? Он наверняка нервно защёлкал бы вблизи книги, но Артём предпочитал об этом не думать. Он перелистнул пару страниц, разглядывая чуть выцветшие картинки на пожелтевшей бумаге и оттягивая тот момент, когда между очередными листами он найдёт свою фотографию.
Свою ли?
Что бы ни случилось теперь и с ним, и с ВДНХ, да со всем метро, вначале он должен вернуться на свою станцию, чтобы спросить у Сухого: кто на ней. Она это, или не она. Артём прижался к снимку губами, потом снова заложил его между страницами и спрятал книгу обратно в рюкзак. На секунду ему показалось, что в его жизни что-то медленно становится на своё место. А ещё через мгновение он уже спал.
Когда Артём открыл глаза и вышел из палатки на станцию, он даже не сразу сообразил, где очутился – настолько она изменилась. Целых жилищ на ней оставалось меньше десятка, остальные были сломаны или сожжены. Стены были покрыты копотью и исклёваны пулями, штукатурка с потолка осыпалась и большими кусками лежала на полу. По краям платформы текли зловещие чёрные ручейки, предвестники грядущего затопления. В зале почти никого не было, только рядом с одной из палаток на полу возилась с игрушками маленькая девочка. С другого края, где уходила наверх лестница нового выхода со станции, доносились приглушённые крики, и стены изредка озарялись пламенем. Кроме него мрак в зале разгоняли только две уцелевшие лампы аварийного освещения.
Автомат, который он вроде бы оставлял у изголовья раскладушки, куда-то исчез. Тщетно обыскав всю палатку, Артём смирился с тем, что ему придётся идти безоружным.
Что же здесь произошло? Он хотел было расспросить игравшую девочку, но та, увидев подошедшего Артёма, отчаянно разревелась, так что добиться от неё хоть чего-то было невозможно.
Оставив захлёбывающуюся в рыданиях малышку, Артём осторожно прошёл через арку и выглянул на пути. Первой вещью, которая приковала к себе его взгляд, были три привинченные к мраморной облицовке бронзовые буквы: «В..НХ» . Вместо второй - «Д», которой не хватало для родного четырёхбуквенника, виднелся лишь тёмный след. Через всю надпись по мрамору шла глубокая трещина.
Надо было проверить, что происходит в туннелях. Если станцию кто-то захватил, то, прежде чем вернуться назад за подмогой, Артём должен разведать обстановку, чтобы точно объяснить союзникам с юга, что за опасность им угрожает.
Сразу после входа в перегон сгущалась такая непроглядная темнота, что даже собственную руку Артём видел не дальше локтя. В глубине туннеля что-то издавало странные чавкающие звуки, и идти туда безоружным было сущим безумием. Когда они ненадолго смолкали, становилось слышно, как по полу журчит вода, обтекая его кирзовые сапоги и устремляясь назад, к ВДНХ.
Ноги дрожали и отказывались идти вперёд. Тревожный голос в его голове твердил ему, что дальше идти опасно, что риск неоправданно велик, а в такой темноте ему всё равно не удастся ничего разглядеть. Но другая его часть, не обращая внимания на все разумные доводы, тянула его вглубь, во тьму. И, сдавшись, он словно заведённый, делал ещё один шаг вперёд.
Тьма вокруг стала абсолютной, и не видно уже было ровным счётом ничего, и от этого у Артёма возникало странное ощущение, что его тело исчезло. От его прежнего «я» сейчас оставался только слух и всецело полагающийся на него разум. Он продвигался так ещё некоторое время, но звуки, по направлению к которым он шёл, так и не стали ближе. Зато послышались другие. Шорох шагов, точь-в-точь похожих на те, что он слышал раньше, в такой же темноте, но только, как Артём ни старался, он не мог понять, где именно и при каких обстоятельствах это произошло. И с каждым новым шагом, долетающим из невидимой глубины туннеля, Артём чувствовал, как в сердце ему капля за каплей просачивается чёрный холодный ужас. Через несколько мгновений он, не выдержав, развернулся, и стремглав бросился бежать на станцию, но не разглядев в темноте шпалы, споткнулся об одну из них и упал, понимая, что ему сейчас ему неминуемо настанет конец.
Проснулся он весь в поту, и не сразу даже осознал, что во сне он свалился с раскладушки на пол. Голова была необыкновенно тяжёлая, в висках пульсировала тупая боль, и Артём ещё несколько минут провалялся на брезентовом дне палатки, пока не пришёл наконец в себя и не сумел подняться на ноги.
Но в тот момент, когда голова наконец прояснилась, из неё полностью выветрились остатки кошмара, и он уже не мог даже приблизительно вспомнить, что же такое ему привиделось. Приподняв полог палатки, он выглянул на станцию. Кроме нескольких караульных, там никого не было. Видимо, сейчас здесь была ночь. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув привычный сырой воздух, Артём вернулся внутрь, растянулся на раскладушке и заснул крепким пустым сном.
Его разбудил Мельник. Одетый в тёмную утеплённую куртку с поднятым воротником и военные штаны с карманами, он выглядел так, будто с минуты на минуту собирается выходить со станции. На голове у него была всё та же старая чёрная пилотка. У его ног стояли две больших сумки, которые показались Артёму знакомыми.
Он ботинком пододвинул одну из них к Артёму и сказал:
- Вот. Обувь, костюм, ранец, оружие. Переобувайся, готовься. Защиту надевать не надо, не на поверхность собираемся, просто возьми с собой. Выходим через полчаса.
- А куда идём? – хлопая спросонья глазами и мучительно пытаясь сдержать зевок, спросил Артём.
- Киевская. Если всё будет в порядке, потом по Кольцу к Белорусской – и к Маяковской. А там увидим. Собирайся.
Он уселся на стоящий в углу табурет и, достав из кармана газетный обрывок, принялся изготавливать самокрутку, время от времени посматривая на Артёма. Под этим внимательным взглядом у Артёма всё валилось из рук и на сборы ушло куда больше времени, чем ему понадобилось бы, если бы Мельник оставил его одного.
Но минут через двадцать он всё же был готов. Не говоря ни слова, Мельник поднялся с табурета, взял свою сумку, и вышел на платформу. Артём оглядел комнату и последовал за ним. Народа на станции было совсем немного, и на этот раз никто на него не смотрел. Они прошли через арку и вышли к путям.
Спустившись по приставной деревянной лесенке на путь, Мельник кивнул караульному и зашагал к туннелю. Только теперь Артём заметил, как странно здесь устроены входы в перегоны. С той стороны платформы, где рельсы уходили на Киевскую, половина пути была перекрыта бетонированной огневой точкой с узкими бойницами. Проход перегораживала железная решётка, рядом с которой дежурили двое караульных. Мельник перекинулся с ними парой коротких и неразборчивых фраз, после чего один из охранников открыл навесной замок и толкнул решётку.
По одной из стен туннеля шёл перемотанный чёрной изолентой провод, с которого каждые десять-пятнадцать метров свисали слабые лампочки, но даже и такое освещение в перегоне казалось Артёму настоящей роскошью. Впрочем, через три сотни шагов провод обрывался, и в этом месте их ждал ещё один караул. На дозорных не было никакой формы, но выглядели они куда серьёзней, чем военные в Полисе. Узнав Мельника в лицо, один из них кивнул ему, пропуская вперёд. Остановившись на краю освещённого пространства, сталкер достал из своей сумки фонарь и включил его.