Отправлено: 06.02.08 09:54. Заголовок: Старец обратил свой ..

Старец обратил свой пылающий взор на ближние ряды присутствующих и медленно оглядел их.
- Понимаете ли вы, что это значит? Понимаете ли вы, что это значит? Божья война по уничтожению зла уже закончена! То, что случилось с этой грешной землёй - это и есть Армагеддон! Зло испепелено! Согласно предречённому, выживет только народ Бога. Мы, живущие в метро - и есть народ Божий! Мы выжили в Армагеддоне! Царство Божие грядёт! Вскоре не будет ни старости, болезней, смерти! Больные избавятся от недугов, старые вновь станут молодыми! (Иов 32:35, Исаия 33:24) При Тысяселетнем Правлении Иисуса верные Богу люди превратят землю в рай, Бог воскресит к жизни миллионы умерших!
Артём вспомнился разговор Сухого с Хантером, о том, что уровень радиации на поверхности не упадёт в течение по крайней мере 50 лет, о том, что человечество обречено, что грядут другие виды... Старец же не пояснял, как именно произойдёт так, что поверхность земли превратится в цветущий рай, и хотя Артёму хотелось спросить его, что за жуткие растения могут цвести в этом выжженном раю, и какие люди осмелятся подняться наверх, чтобы населить его, и были ли его родителями детьми Сатаны и за это ли погибли в войне по уничтожению зла, но он не сказал ничего из этого. Такая горечь и такое недоверие переполнили его, что глазам стало горячо и он со стыдом проследил влажный путь слезы вниз по щеке. Собравшись с силами, он произнёс вслух только одно:
- А скажите, что говорит Иегова, Бог наш истинный, о безголовых мутантах?
Вопрос повис в воздухе. Старейшина Иоанн не удостоил его даже взглядом, но стоявшие рядом с ним оглянулись на него испуганно и отчуждённо, и вокруг него тут же образовалась пустота, такая же сфера отчуждения, словно он снова испускал зловоние. Брат Матфей взял его было за руку, но Артём с силой вырвался и расталкивая тесно толпившихся братьев, стал пробираться к выходу. Несколько раз ему пытались поставить подножку, однажды кто-то даже ударил кулаком в спину, и вслед нёсся возмущённый шёпот.
Он выбрался из Зала Царства и пошёл через столовую. Здесь теперь было много народу, все сидели за столами, перед ними стояли пустые алюминиевые миски, а посередине происходило что-то любопытное, и все глаза были устремлены туда.
- Прежде чем мы приступим к трапезе, братия, - говорил худой невзрачный человек с кривым носом, - давайте послушаем маленького Давида и его историю, которая дополнит услышанную сегодня проповедь о насилии.
Он отошёл в сторону, и его место занял пухлый курносый мальчик с зачёсанными белёсыми волосами.
- Он был в ярости, и хотел меня поколотить, - начал Давид тем тоном, каким обычно дети рассказывают заученное наизусть стихотворение. - Наверное, просто потому, что я был маленького роста. Я попятился от него и закричал: «Стой! Подожди! Не бей меня! Я же тебе ничего не сделал. Чем я тебя обидел? Ты лучше расскажи, что случилось?» - и лицо Давида приняло отрепетированно-одухотворённое выражение.
- И что же сказал тебе этот ужасный громила? - взволнованно вступил худой.
- Оказалось, что кто-то украл его завтрак, и он просто выплеснул раздражение на первого встречного, - объяснил Давид, но в его голосе что-то заставляло усомниться в том, что он сам хорошо понимает смысл только что сказанного им.
- И как ты поступил? - нагнетая напряжение, давил худой.
- Я просто сказал ему: «Если ты меня побьёшь, это не вернёт тебе твой завтрак», и предложил ему вместе пойти к брату повару, чтобы рассказать ему о случившемся. Мы попросили для него ещё один завтрак. Он пожал мне после этого руку и всегда был со мной дружелюбен.
- Присутствует ли здесь обидевший маленького Давида? - внезапно спросил худой следовательским голосом.
Вверх тут же взметнулась рука, и какой-то крупный парень лет двадцати с глупым и злобным лицом начал пробираться к импровизированной сцене, чтобы рассказать, какое чудесное действие на него оказали слова маленького Давида. Ему это далось непросто, малыш был явно способнее в заучивании слов, смысла которых он не понимал. Когда представление закончилось, и маленького Давида и раскаявшегося громилу проводили одобрительными аплодисментами, худосочный тип снова заступил на их место и задушевно обратился к сидящим:
- Да, кроткие слова обладают огромной силой! Как говорится в Притчах, «кроткая речь переламывает кость» (Притчи 25:15)! Мягкость и кротость - не есть слабость, о возлюбленные братья мои, за мягкостью скрывается огромная сила воли! И примеры из Святой Библии доказывают это! - и, найдя в замусоленной книжке нужную страницу, он воодушевлённо принялся зачитывать какую-то историю.
Артём двинулся дальше, провожаемый удивлёнными взглядами, и наконец выбрался в первый вагон. Там его никто не задерживал, и он хотел было выйти на пути, но стражник Башни, добродушный и невозмутимый толстяк, приветствовавший радушно его при входе, перегородил теперь ему своей тушей путь, и нахмурив густые брови, спросил строго, имеет ли Артём разрешение на выход. Обойти его никак было нельзя, он заполнял собой весь проход, и оттолкнуть его тоже казалось невозможным. Загнанно озираясь по сторнам, Артём заметил хороший новый автомат с прикрученным изолентой запасным рожком, лежавший на машинистском пульте, и подумал о непротивлении злу насилием.
К счастью, тут поспел брат Тимофей, и любяще посмотрев на стражника, произнёс:
- Этот отрок может идти, мы никого здесь не удерживаем против его желания.
И тот, очевидно, услышав для себя что-то новое, отступил в сторону.
- Но позволь мне сопровождать тебя хоть недолго, о возлюбленный брат мой Артём, - пропел Брат Тимофей, и Артём, не в силах сопротивляться магии его голоса, кивнул головой.
- Может, в первый раз тебе и показалось непривычным то, как мы здесь живём, - успокаивающе говорил Тимофей, - но теперь семя Божье заронено и в тебя, и видят глаза мои, что упало оно на благодатную почву. Хочу рассказать тебе только, как не следует тебе поступать теперь, когда Царство Божие близко, как никогда, чтобы не был ты отвергнут.Ты должен научиться ненавидеть зло, и избегать дел, которые Бог ненавидит: блуд, подразумевающий неверность, скотоложество, кровосмешение и гомосексуализм, азартные игры, ложь, воровство, приступы гнева, насилие, колдовство, спиритизм, пьянство, - скороговоркой перечислял брат Тимофей, беспокойно заглядывая Артёму в глаза, - если ты любишь Бога и хочешь ему угождать, избавься от таких дел! Помощь тебе могут оказать зрелые друзья твои, - намекая, должно быть, на себя, прибавил он. - Чти имя Бога, проповедуй о Царстве Бога, не участвуй в делах этого злого мира, отрекись от людей, которые говорят тебе обратное, ибо Сатана глаголет их устами, - обезнадёженно уже бормотал он, но Артём не слышал ничего, он шёл всё быстрее, и брат Тимофей уже не поспевал за ним. - Скажи, где я смогу найти тебя в следующий раз? - запыхавшись, взывал он уже с приличного расстояния, почти невидимый.
Артём промолчал и перешёл на бег, и тогда сзади, из темноты, донёсся отчаянный вопль:
- Верни балахон!!
Артём бежал вперёд, спотыкаясь, не видя перед собой ничего, несколько раз он сильно упал, разодрав о бетонный пол ладони и ссадив колени, но останавливаться было нельзя, слишком хорошо и отчётливо ему виделся чёрный автомат на пульте, и сейчас он уже не так верил в то, что братья предпочтут кроткое слово насилию, если смогут догнать его.
Он был ещё на шаг ближе к своей цели, он совсем уже недалеко находился от Полиса, он шёл по той же линии, и оставалось пройти только две станции. Главное, идти вперёд, не сворачивая ни на шаг с пути, и тогда... Неужели, не может быть...
Он вышел на Серпуховскую и, не задерживаясь на ней ни секунды, сверив только направление, снова нырнул в чёрную дыру впереди.
Но здесь с ним что-то случилось.
Забытое уже чувство страха туннеля словно рухнуло на него сверху, прижав к земле, вдавив обмякшие ноги в гравий, мешая идти, думать, дышать. Ему казалось, что теперь у него появилась привычка, что после всех его странствий оно теперь оставит его и не посмеет больше ему досаждать. Он не чувствовал ни страха, ни тревоги, когда шёл от Китай-Города к Пушкинской, ни когда ехал от Тверской к Павелецкой, даже когда он совсем один шагал от Павелецкой к Добрынинской. И вот оно вернулось.
С каждым шагом вперёд это угнетало, давило его всё больше, хотелось немедленно развернуться и броситься, сломя голову, на станцию, где был хоть какой-то свет, где были люди, где спину не щекотало постоянное ощущение чьего-то злобного и пристального взгляда.