Метро 2033 | Ролевая игра

Тут опять накатила дурнота, голова закружилась, и иронизировать больше не получалось. Артёму показалось, что его сейчас вывернет при всём стечении народа.
Это произошло не сразу - постепенно пришло тупое безразличие к тому, что с ним происходило, так что остался только какой-то отвлечённый интерес к окружавшему его, как если бы всё случилось не с ним, будто он просто читал книгу, и судьба главного героя интересовала его, конечно, но если бы он погиб, можно было бы просто взять с полки другую книжку, со счастливым концом. Это состояние наступило далеко не сразу.
Сначала его долго, аккуратно били, били терпеливые, сильные люди, а другие люди, умные и рассудительные, задавали ему вопросы. Комната была предусмотрительно облицована кафелем тревожного жёлтого цвета, с него было очень легко, наверное, отмывать кровь, но её запах отсюда выветрить было невозможно.
Для начала его научили называть сухопарого мужчину с зализанными русыми волосами и тонкими чертами лица, который вёл допрос, «господин комендант». Потом - не задавать вопросов, а, напротив, отвечать на них. Потом - точно отвечать на поставленный вопрос, сжато и по делу. Сжато и по делу учили отдельно, и Артём никак не мог понять, как же это вышло, что все зубы остались на своих местах, хотя несколько сильно шатались и во рту был постоянный вкус крови. Сначала он пытался оправдываться, но потом ему объяснили, что этого делать не стоит. После он пытался молчать, но и это было неправильно, он скоро в этом убедился. Было очень больно. Это вообще очень странное ощущение, когда тебя бьёт в голову сильный здоровый мужчина - не то что боль, а какой-то ураган, который выметает все мысли, дробит на осколки чувства, и в момент удара он только немного отдаёт самой болью. Настоящие мучения приходят потом. Через некоторое время Артём наконец понял, что же надо делать. Всё было просто - надо только было оправдать ожидания господина коменданта. Если господин комендант спрашивал, не с Кузнецкого ли Моста Артёма прислали сюда, надо было просто утвердительно кивнуть. На это уходило меньше сил, и господин комендант не морщил недовольно свой тонкий и прямой безупречно славянский нос, призывая своих ассистентов нанести Артёму ещё одно телесное повреждение. Если господин комендант предполагал, что Артёма направили с целью сбора разведданных и проведения диверсий, например организации покушений на жизнь руководства Рейха (в том числе и самого господина коменданта) надо было опять согласно кивнуть головой, тогда тот довольно потирал руки, а Артём сберегал себе второй глаз. Но нельзя было просто кивать головой, надо было стараться прислушиваться к тому, что именно спрашивал господин комендант, потому что если Артём поддакивал невпопад, настроение у того ухудшалось, и один из его трудолюбивых помощников пробовал, например, сломать Артёму ребро. Через полтора часа неспешной беседы Артём уже больше не чувствовал своего тела, плохо видел, довольно скверно слышал и почти ничего не понимал. Он несколько раз пытался потерять сознание, но его ободряли ледяной водой и нашатырём. Наверное, он был очень интересным собеседником. В итоге о нём сложилось совершенно превратное представление - в нём видели вражеского шпиона и диверсанта, явившегося, чтобы нанести Четвёртому Рейху предательский удар в спину, обезглавив его, посеять хаос и подготовить вторжение противника. Конечной целью было установление антинародного кавказско-сионистского режима на всей территории метрополитена. Хотя Артём вообще-то мало понимал в политике, такая глобальная цель показалась ему достойной, и он согласился и с этим. И хорошо, что согласился, может, именно поэтому все зубы и остались на своих местах. После того, как последние детали были выяснены, ему всё-таки позволили отключиться.
Когда он смог открыть глаз в следующий раз, комендант уже дочитывал приговор. Когда последние формальности были утрясены, а официальная дата его расставания с жизнью - аннонсирована общественности, на голову ему надели чёрную шапку, дотянув её до рта, и видимость ухудшилась. Смотреть было больше не на что, и замутило ещё сильнее. Еле продержавшись минуту, Артём прекратил сопротивление, тело его скрутила судорога и его вырвало прямо на собственные сапоги. Охрана сделала осторожный шаг назад, а общественность возмущённо зашумела. Артём укорил себя нестрого и почувствовал, как голова его куда-то уплывает, а колени безвольно подгибаются.
Сильная рука приподняла его подбородок, и он услышал знакомый голос, который звучал теперь почти в каждом его сне.
- Пойдём! Пойдём со мной, Артём! Всё закончилось! Всё хорошо! Вставай! - говорил он, а Артём всё не мог найти в себе сил встать, и даже поднять головы.
Было очень темно - наверное, мешала шапка, догадался он. Но как же её снять - ведь руки связаны за спиной? А снять необходимо - посмотреть, тот ли это человек, или ему просто кажется.
- Шапка...- промычал Артём, надеясь, что тот сам всё поймёт.
Чёрная завеса перед глазами тут же исчезла, и Артём увидел перед собой Хантера, он ничуть не изменился с тех пор, как Артём разговаривал с ним в последний раз, давным-давно, целую вечность назад, на ВДНХ. Но как он сюда попал? Артём тяжело повёл головой и осмотрелся. Он находился на платформе той же станции, где ему зачитывали приговор. Повсюду вокруг лежали мёртвые тела; только несколько свечей на одной люстре продолжали коптить. Вторая была погашена. Хантер сжимал в правой руке тот самый свой пистолет, который так впечатлил Артёма в прошлый раз - кажущийся гигантским из-за длинного, привинченного к стволу глушителя и внушительной надстройки лазерного прицела, «ТТ». Он смотрел на Артёма беспокойно и внимательно.
- С тобой всё в порядке? Ты можешь идти?
- Да. Наверное, - храбрился Артём, но в этот момент его интересовало совсем другое. - Вы живы? У вас всё получилось?
- Как видишь, - устало улыбнулся тот. - Спасибо тебе за помощь.
- Но я не справился, - мотнул головой Артём, и его жгучей волной захлестнул стыд.
- Ты сделал всё, что мог, - успокаивающе потрепал его по плечу Хантер.
- А что случилось с моим домом? Что с ВДНХ?
- Всё хорошо, Артём. Всё уже позади. Мне удалось завалить вход, и чёрные больше не смогут спускаться в метро. Мы спасены. Пойдём.
- А что здесь произошло? - Артём оглядывался по сторонам, с ужасом видя, что почти весь зал завален трупами, и кроме их голосов, больше не слышно ни одного звука.
- Не имеет значения, - Хантер твёрдо смотрел ему в глаза. - Ты не должен об этом беспокоиться, - и, нагнувшись, он поднял с пола свой баул, в котором лежал чуть дымящийся в прохладе зала армейский ручной пулемёт. Дисков почти больше не осталось.
Он двинулся вперёд, и Артёму оставалось только догонять. Оглядываясь по сторонам, он увидел кое-что, что раньше ему было незаметно. С мостика, на котором он стоял, когда зачитывали приговор, свисали над путями несколько тёмных фигур.
Хантер молчал, широко вышагивая, словно забыв о том, что Артём еле передвигается. Как тот ни старался, расстояние между ними всё увеличивалось, и Артём испугался, что тот так и уйдёт, бросив его на этой страшной станции, весь пол которой был залит скользкой, тёплой ещё кровью, а население составляли сплошь мертвецы. Неужели я того стою, думал Артём, неужели моя жизнь весит столько же, сколько все их жизни, вместе взятые? Нет, он был рад спасению, но это тут было ни причём. Но все эти люди, наваленные сейчас беспорядочно, как мешки с тряпьём, на гранит платформы, друг на друга, на рельсы, оставленные навечно в той позе, в которой нашли их пули Хантера, - они умерли, чтобы он мог жить? Хантер с такой лёгкостью совершил этот обмен, как жертвуют в шахматах несколько мелких фигур, чтобы сберечь крупную... Он ведь просто игрок, а метро - это его шахматная доска, и все фигуры - его, потому что он играет сам с собой. Но вот вопрос - такая ли крупная, важная фигура - Артём, чтобы ради него умертвить стольких? Отныне, эта вытекшая на холодный гранит кровь, наверное, будет пульсировать в его жилах - он словно выпил её, отнял у других, чтобы продолжить своё существование. Неужели теперь всегда, всегда в нём будет течь стылая кровь всех этих убитых людей? Ведь тогда ему больше никогда не удасться согреться...
И он через силу побежал вперёд, чтобы нагнать Хантера и спросить, сможет ли он ещё когда-нибудь согреться, или у любого, самого жаркого костра ему будет так же холодно и тоскливо, как в зимнюю студёную ночь на заброшенном полустанке.
Но Хантер был всё так же далеко впереди, и может, потому Артёму не удавалось догнать его, что тот опустился на четвереньки и мчался по туннелю с проворством какого-то животного. Его движения казались Артёму неприятно похожими на... Собаку? Нет, крысу... Боже...
- Вы - крыса? - вырвалась у Артёма страшная догадка, и он сам испугался того, что сказал.
- Нет, - донеслось в ответ, - Это ты - крыса. Ты - крыса! Трусливая крыса!
- Трусливая крыса! - презрительно повторил кто-то чуть не над самым ухом и смачно харкнул.
Артём потряс головой и тут же пожалел о том, что это сделал. Ноющая тупой нудной болью, от резкого движения она буквально взорвалась. Потеряв контроль над своим телом, он начал заваливаться вперёд, пока не утнулся саднящим лбом в прохладное железо. Поверхность была ребристой и неприятно давила кость, но остужала воспалённую плоть, и Артём замер в этой позе на некоторое время, не в силах решиться ни на что большее. Отдышавшись, он осторожно попробовал приоткрыть левый глаз.
Он сидел на полу, уперевшись лбом в решётку, уходящую вверх до потолка и забиравшую с обеих сторон пространство низкой и тесной арки, спереди открывался вид в зал, сзади проходили пути. Все ближайшие арки напротив, как, надо думать, и с его стороны, были превращены в такие же клетки, и в каждой из них сидело по нескольку человек. Эта станция была полной противоположностью той, где его приговорили к смерти. Та, не лишённая изящества, лёгкая, воздушная, просторная, с прозрачными колоннами, широкими и высокими закругляющимися арками, несмотря на мрачное освещение и покрывающие её надписи и рисунки, казалась по сравнению с этой просто банкетным залом. Здесь же всё подавляло и пугало - и низкий, круглый, как в туннеле, потолок, едва в два человеческих роста высотой, и массивные, грубые колонны, каждая из которых была много шире, чем арки, прорубленные между ними. Они к тому же ещё и выступали вперёд, и в выдающуюся часть были вделаны решётки из сваренных толстых арматурных прутьев. Потолок арок жался к земле, так что до него без труда можно было бы достать руками, если они не были бы скручены за спиной проволокой. В ничтожном закутке, отсечённом решёткой от зала, кроме Артёма, находились ещё двое. Один лежал на полу, уткнувшись лицом в груду тряпья и коротко, глухо стонал. Другой, черноглазый и сильно небритый брюнет, сидел на корточках, прислонившись спиной к мраморной стене и с живым любопытством рассматривал его. Вдоль клеток прогуливались двое крепких молодцев в камуфляже и неизменных беретах, один из которых держал на намотанном на руку поводке крупную собаку, время от времени осаживая её. Они-то, надо думать, и разбудили Артёма.
Это был сон. Это был сон. Это всё приснилось.
Его повесят.