Метро 2033 | Ролевая игра

Конец

- А как они вообще выглядят, эти чёрные? Ты же у нас по этой части специалист, – спросил у Артёма Павел.
- Страшно очень выглядят. Как... люди наоборот, - попытался описать тот. – Полная противоположность человека. Да уже из самого названия ясно: чёрные – они и есть чёрные.
- Надо же... И откуда они взялись? Ведь никто о них раньше и не слышал. Что у вас об этом говорят?
- Мало ли о чём в метро никогда не слышали, - Артём поспешил перевести разговор на другую тему. – Вот про людоедов с Парка Победы раньше хоть кто-нибудь знал?
- Это правда, - оживился водитель. – Людей с иголками в шее находили, а кто это делал, сказать никто не мог. А что поделаешь? Метро! Это надо ведь, бред какой – Великий червь! Но эти ваши чёрные всё-таки откуда...
- Я его видел, - перебил его Артём.
- Червя? – недоверчиво спросил тот.
- Ну, или что-то похожее на него. Может быть, поезд. Огромное, ревёт так, что уши закладывает. Разглядеть как следует не успел – он мимо промчался.
- Нет, поезд это не может быть... На чём они ездить будут? На грибах? Поезда от электричества работают. Это знаешь, что напоминает? Буровую установку.
- Почему? – опешил Артём.
Про буровые установки он слышал, но мысль, что Великий червь, грызущий новые ходы, про которые говорил Дрон, может оказаться такой машиной, ему в голову раньше не приходила. И разве вся вера в Червя не строилась на отрицании машин?
- Ты только Ульману про буровую установку не говори, и полковнику тоже - они меня все помешанным из-за неё считают, - попросил его Павел. – Дело вот в чём. Я раньше в Полисе информацию собирал, выслеживал всяких шпиков, короче – занимался диверсантами и внутренней угрозой. И как-то раз мне попался один старичок, который всё уверял, что в одном закутке в туннеле рядом с Боровицкой всё время шум слышно, как будто за стеной буровая машина работает. Я бы конечно его самого сразу в сумасшедшие определил, но он раньше был строителем и в таких штуках разбирался.
- И кому может понадобиться там копать?
- Понятия не имею. Старик всё бредил, что какие-то злодеи хотели туннель к реке прокопать, чтобы весь Полис смыло, а он их планы, вроде как, подслушал. Я сразу кого надо предпупредил, но только мне никто не поверил. Я этого старичка бросился искать, чтобы в качестве свидетеля им предъявить, но он как нарочно куда-то запропастился. Может, провокатор. А может, - Павел осторожно посмотрел на Ульмана и понизил голос. – Он действительно слышал, как военные что-то секретное роют. И старичка моего заодно зарыли, чтобы меньше слушал, что за стенкой творится. Ну, я с тех пор и ношусь с идеей о буровой установке, но меня из-за этого только за психа держат. Чуть стоит чего сказать – сразу насчёт установки подкалывать начинают.
Он замолчал, испытующе глядя на Артёма – как тот отнесётся к его истории? А Артём честно пытался понять, возможно ли такое, и чем больше он вспоминал речи жреца, странные обычаи дикарей и...
- Ничего нет, пустой эфир! – зло бросил подошедший Ульман. – Ни черта не ловит. Надо выше подниматься. Наверное, они слишком далеко, и с земли не берёт.
Артём и Павел тут же засобирались. Думать о других объяснениях тому, почему группа Мельника не выходит на связь, никто не хотел. Ульман раскрутил по секциях антенну, убрал рацию в рюкзак, взвалил на плечо пулемёт и первым зашагал к застеклённому вестибюлю, который прятался за могучими опорами телебашни. Павел вручил один баул Артёму, сам взял ранец и винтовку, хлопнул дверцей машины, и они пошли вслед за Ульманом.
Внутри было тихо, грязно и пусто. Было видно, что люди однажды бежали отсюда впопыхах и уже больше никогда не возвращались. Луна удивлённо заглядывала скозь битые пыльные стекла на перевёрнутые скамейки, разбитую стойку кассы, пост милиции с остатками забытой в спешке фуражки, разломанные турникеты на входе, освещала выведенные по трафарету инструкции и предостережения для посетителей телебашни.
Включили фонари и, немного поискав, нашли выход на лестницу. Никчемные лифты, которые раньше могли доставить людей наверх меньше чем за минуту, стояли на первом этаже с дверями, раскрытыми бессильно, как челюсть паралитика. Теперь предстояло самое сложное: Ульман объявил, что подниматься придётся на высоту в триста с лишним метров.
Первые двести ступеней дались Артёму легко – за недели странствий по метро ноги привыкли к нагрузкам. На триста пятидесятой стало пропадать ощущение, что он продвигается вперёд. Винтовая лестница неутомимо бежала вверх, никакой разницы между этажами не ощущалось, да и были ли тут какие-то этажи, он не знал. Внутри башни было сыро и холодно, взгляд соскальзывал с голых бетонных стен, редкие двери были распахнуты настежь, открывая вид на брошенные аппаратные.
Через пятьсот ступеней Ульман разрешил сделать первый привал, и тогда Артём понял, как же устали его ноги. На отдых боец отвёл всего пять минут – он боялся пропустить тот момент, когда сталкер попытается связяться с ними.
На восьмисотой ступени Артём сбился со счёта. Ноги налились свинцом, и каждая теперь весила втрое больше, чем в начале подъёма. Самым сложным было оторвать ступню от пола - он, словно магнит, тянул её обратно. Плексиглас противогаза запотел изнутри от надорванного дыхания, и серые стены плыли в тумане, а коварные ступени стали цеплять его ботинки, пытаясь уронить. Остановиться и отдохнуть в одиночку он не мог: позади него напряжённо пыхтел Павел, который к тому же нёс в два раза больше груза, чем Артём.
Ещё минут через пятнадцать Ульман снова остановился. Он тоже выглядел уставшим, его грудь тяжело вздымалась под бесформенным защитным костюмом, а руки шарили по стене в поисках опоры. Потом боец достал из ранца флягу с водой и протянул Артёму.
В противогазе был предусмотрен специальный клапан, через который проходил катетер - через него можно было сосать воду. Несмотря на то, что Артём понимал, как хочется пить остальным, он не мог заставить себя оторваться от резиновой трубки, пока не осушил флягу наполовину. После этого он осел на пол и закрыл глаза.
- Давай, ещё недолго! – прокричал Ульман.
Он рывком поставил Артёма на ноги, забрал у него баул, взвалил себе на плечи и двинулся вперёд. Сколько продолжалась последняя часть подъёма, Артём не понимал. Ступени и стены слились в одно мутное целое, лучи и пятна света из-за испарины на обзорных стёклах выглядели как сияющие облака, и какое-то время он отвлекал себя тем, что любовался их переливанием. Кровь молотком стучала в голове, холодный воздух раздирал лёгкие, а лестница всё не кончалась. Артём несколько раз самовольно садился на пол, но его поднимали и заставляли идти.
Ради чего он это делает? Чтобы жизнь в метро продолжалась? Да. Чтобы на ВДНХ и дальше растили грибы и свиней, и чтобы там жил его отчим, и семья Женьки, и чтобы незнакомые ему люди вернулись и опять мирно зажили на Алексеевской, и на Рижской, и чтобы не затихала беспокойная торговая суета на Проспекте Мира и на Белорусской, чтобы разгуливали в своих халатах брамины в Полисе, и шуршали книжными страницами, постигая знания и передавая их следующим поколениям, и чтобы фашисты и дальше строили свой рейх, отлавливая расовых врагов и запытывая их до смерти, а люди Червя похищали чужих детей и поедали взрослых, а женщина на Маяковской и дальше могла торговать телом своего маленького сына, зарабатывая себе и ему на хлеб, и чтобы на Павелецкой не прекращались крысиные бега, а бойцы революционной бригады продолжали свои нападения на фашистов и смешные диалектические споры, и чтобы тысячи людей по всему метро дышали, ели, любили друг друга, давали жизнь своим детям, испражнялись и спали, мечтали, боролись, убивали, восхищались и предавали, философствовали и ненавидели, и каждый верил в свой рай и свой ад... Чтобы жизнь в метро, бессмысленная и бесполезная, возвышенная и наполненная светом, грязная и бурлящая, бесконечно разная и именно потому такая волшебная и прекрасная, человеческая жизнь продолжалась.
Он думал об этом, и как будто в его спине проворачивался огромный заводной ключ, который подталкивал его к тому, чтобы сделать ещё шаг, а за ним ещё и ещё, Артём продолжил двигаться дальше.
И вдруг всё оборвалось. Они вывалились в просторное помещение – широкий круглый коридор, замыкающийся в виде кольца. Внутренняя стена его была облицована мрамором, отчего Артём сразу почувствовал себя как дома, а внешняя... Внешняя была совершенно прозрачна, и сразу за ней начиналось небо, а где-то далеко-далеко внизу стояли крошечные домики, разрезанные улицами на кварталы, чёрные пятна парков, огромные провалы воронок и фишки уцелевших высотных домов - отсюда был виден весь бескрайний город, серой массой уходивший в тёмный горизонт. Артём съехал на пол, привалившись к стене и долго-долго смотрел на город, на медленно розовеющее небо, и снова на город.
- Артём! Вставай, хватит сидеть! Вот, помоги-ка, - тряхнул его за плечо Ульман.
Боец вручил ему большой моток проволоки, и Артём непонимающе уставился на него.
- Не ловит эта треклятая антенна, - он указал на скрученный шестиметровый штырь, валявшийся на полу.- Будем рамовой пробовать. Вон там, дверь на технический балкон, который этажом ниже. Она как раз со стороны Ботанического Сада. Я пока на рации буду сидеть, выйдите с Пашкой наружу, он антенну разматывать будет, ты его подстрахуешь. Давайте поживее, а то уже светать скоро будет.