Дмитрий Глуховский
|
| Глуховский Дмитрий Алексеевич ----- Возраст: 28 лет Группа: Администрация
Оружие: БАНокль © Способности: Организация игры Не всё то мысль, что настойчиво лезет в голову...Статус: Администратор Респекты: -
|
Сообщение: 285
Группа: Рижская
Зарегистрирован: 21.01.08
Откуда: Москва
Репутация:
0
|
|
Отправлено: 12.02.08 21:38. Заголовок: Жила Белорусская, ка..
Жила Белорусская, как выяснилось, за счёт транзита свинины и курятины. По ту сторону Кольца – ближе к Соколу и даже Войковской, хотя та уже находится в опасной близости к поверхности, располагались огромные и очень успешные хозяйства. Километры туннелей и технических перегонов были превращены в нескончаемые животноводческие фермы, которые кормили всю Ганзу, заодно поставляя продовольствие и Четвёртому рейху, и на вечно полуголодную Красную линию. Кроме того, жители Динамо унаследовали у своих предприимчивых предшественников и склонность к портняжному мастерству. Именно там шили и продавали те самые куртки из свиной кожи, которые Артём видел на Проспекте Мира. Никакой внешней опасности с этого конца Замоскворецкой линии не существовало, и за все годы жизни в метро ни Сокол, ни Аэропорт, ни Динамо никто ни разу не разорял. Ганза на них не претендовала, довольствуясь возможностью собирать пошлину с переправляемого товара, а заодно обещала им защиту от фашистов и от красных. Жители Белорусской почти поголовно были заняты торговыми делами. Фермеры с Сокола и портные с Динамо редко задерживались здесь, чтобы собственноручно сбыть свой товар – барышей с оптовых поставок им хватало с головой. Подвозя партии свинины или живых кур на дрезинах и вагонетках на человеческой тяге, люди с той стороны, как их здесь называли, сгружали добро – для этих целей на платформах даже были установлены особые подъёмные краны – рассчитывались и отбывали к себе домой. Жизнь на станции бурлила. Бойкие торговцы (на Белорусской они почему-то звались «менеджерами») носились от «терминала» - места разгрузки – к складам, позвякивая мешочками с патронами, раздавая указания жилистым грузчикам, тележки с ящиками и свёртками на хорошо смазанных колёсах катились бесшумно к рядам прилавков, или к границе Кольца, откуда товар забирали ганзейские купцы, или к противоположному краю платформы, где свои заказы ожидали эмиссары Рейха. Фашистов здесь было немало, но не рядовых, а всё больше офицеров. Однако вели они себя совсем иначе – хоть нагловато, но в рамках приличия. На смуглых брюнетов, которых хватало среди местных торговцев и грузчиков, они неприязненно косились, но порядки свои диктовать не решались. - У нас ведь тут и банки... От них, из Рейха, многие к нам приезжают вроде бы как за товарами, а на самом деле – сбережения вложить, - поделился с Артёмом его собеседник. – Поэтому они нас трогать вряд ли станут. Мы им как бы Швейцария, - добавил он непонятно. - Хорошо у вас тут, - на всякий случай вежливо заметил Артём. - Да что мы всё о Белорусской... Сами-то вы откуда будете? – спросил наконец ради приличия Леонид Петрович. Ульман притворился, что не слышал вопроса и плотнее занялся своей отбивной. - Я с ВДНХ, - оглянувшись на него, ответил Артём. - Что вы говорите! Какой ужас! – Леонид Петрович даже отложил вилку и нож. – Там, говорят, дела совсем плохи? Я слышал, они уже из последних сил оборону держат. Половина станции погибла... Это правда? У Артёма кусок застрял в горле. Что бы ни случилось, он должен прежде попасть на ВДНХ, повидаться со своими, может быть, в последний раз. Как он мог терять сейчас драгоценное время на еду? Отодвинув тарелку, он попросил счёт, и, не взирая на протесты Ульмана, потащил его за собой – мимо устроенных в проёмах арок прилавков с мясом и одеждой, мимо сваленных в кучи товаров, мимо приценивающихся челноков, снующих грузчиков, чинно прохаживающихся фашистских офицеров - к отгороженному металлической оградой переходу на Кольцевую линию. Над входом было вывешено белое полотнище с коричневой окружностью посередине, и двое автоматчиков в знакомом сером камуфляже проверяли документы и досматривали вещи. Артёму ещё ни разу не удавалось проникнуть на территорию Ганзы с такой лёгкостью. Ульман, дожёвывая кусок отбивной, порылся в кармане и предъявил пограничникам неприметного вида ксиву. Те без разговоров отодвинули секцию ограждения, пропуская их внутрь. - Что это за корочки? – полюбопытствовал Артём. - Так... Орденская книжка к медали «За заслуги перед Отечеством», - отшутился Ульман. – Перед нашим полковником все в долгу. Переход на Кольцо представлял собой странную смесь крепости и торговых складов. Вторая граница Ганзы начиналась за мостиками над путями: там были возведены настоящие редуты с пулемётами и даже огнемётом. А дальше, рядом с памятником - мудрого вида бронзовым бородатым мужиком с автоматом, хрупкой девушке и мечтательному парню, оба при оружии (наверное, основатели Белорусской или герои борьбы с мутантами, подумал Артём) - размещался целый гарнизон, не меньше двадцати солдат. - Это из-за Рейха, - объяснил Артёму Ульман. – С фашистами так: доверяй, но проверяй. Швейцарию они, конечно, не трогали, но Францию под себя подмяли. - У меня плохо с историей, - смущённо признался Артём. – Отчим учебник так и не смог найти. Я только немного про мифы Древней Греции читал. Мимо солдат тащилась бесконечная цепочка похожих на муравьёв грузчиков с тюками за плечами: Ганза жадно всасывала в себя почти всю продукцию Сокола, Динамо и Аэропорта. Движение было хорошо налажено: по одному эскалатору носильщики спускались вниз с грузом, по другому – поднимались налегке. Третий был предназначен для остальных прохожих. Снизу, в стеклянной будке, сидел автоматчик, следивший за эскалатором. Он ещё раз проверил у Артёма и Ульмана документы, и выдал им бумажки со штампом «Временная регистрация – транзит» и датой. Путь был свободен. Эта станция тоже называлась Белорусской, но разница с её радиальным двойником была разительной – как между разделёнными при рождении близнецами, один из которых попал в царскую семью, а другого подобрал и вырастил бедняк. Всё благополучие и процветание той, первой Белорусской меркло в сравнении с кольцевой станцией. Она блистала отмытыми добела стенами, интриговала замысловатой лепниной на потолке и слепила неоновыми лампами, которых на всю станцию горело всего три, но и их света хватало с избытком. На платформе вереница грузчиков распадалась на две части: одни шли к путям сквозь арки налево, другие – направо, скидывая свои тюки в кучи и бегом возвращаясь за новыми. У путей были сделаны две остановки: для товаров – там был установлен небольшой кран, и для пассажиров, где стояла билетная касса. Раз в пятнадцать-двадцать минут мимо станции проезжала грузовая дрезина, оборудованная своеобразным кузовом – дощатым настилом, на который грузили ящики и тюки. Помимо трёх-четырёх человек, стоявших за рукоятями дрезины, на каждой был ещё и охранник. Пассажирские приходили реже – Артёму с Ульманом пришлось ждать больше сорока минут. Как объяснил им билетёр, трамваи ждали, пока наберётся достаточно людей, чтобы не гонять рабочих зря. Но само по себе обстоятельство, что где-то в метро до сих пор можно купить билет – по патрону за каждый перегон - и проехать от станции к станции, как тогда, Артёма совершенно заворожило. Он даже на некоторое время позабыл обо всех своих бедах и сомнениях, а просто стоял и наблюдал за погрузкой товаров, представляя, как же прекрасна должна была быть жизнь в метро раньше, когда по путям ходили не ручные дрезины, а огромные сверкающие поезда. - Вон ваш трамвай едет! – сообщил билетёр и зазвонил в колокольчик. К остановке подкатила большая дрезина, к которой была прицеплена вагонетка с деревянными лавками. Предъявив билеты, они уселись на свободные места. Постояв ещё несколько минут и набрав недостающих пассажиров, трамвай двинулся дальше. Половина скамеек стояла так, чтобы ездоки сидели лицом вперёд, половина – назад. Артёму досталось место против хода состава. Ульман сел на оставшееся место - к нему спиной. - А почему так странно сиденья расположены, в разные стороны? Неудобно ведь, - спросил Артём у своей соседки, крепкой бабки лет шестидесяти в дырявом шерстяном платке. - А как же? – всплеснула руками та. – Что же ты, туннель без присмотру оставишь? Легкомысленные вы, молодые! Вон, позавчера не слыхал, чего было? Вот такущая крыса, - бабка развела руки, сколько хватило, - выпрыгнула из межлинейника, да пассажира и утащила! - Да не крыса это была! – вмешался, обернувшись, мужичок в стёганом ватнике. – Мутан это был! На Курской, у них мутаны очень лезут... - А я говорю, крыса! Мне Нина Прокофьевна говорила, соседка моя, что я, не знаю что ли? – возмутилась бабка. Они ещё долго так спорили, но Артём к их разговору больше не прислушивался. Мысли снова вернулись к ВДНХ. Для себя он уже твёрдо решил, что до того, как поднимется на поверхность, чтобы вместе с Ульманом отправиться к Останкинской башне, обязательно попытается прорваться на свою родную станцию. Как убедить в этой необходимости напарника, он пока не знал. Но в его груди копошилось нехорошее предчувствие, что последняя возможность увидеть свой дом и любимых людей предоставляется ему сейчас, до того, как он поднимется наверх. И упустить её никак нельзя – кто знает, что будет потом? Хоть сталкер и говорил, что ничего сложного в их задании нет, но сам Артём не очень-то верил, что когда-либо ещё встретится с ним. Но перед тем, как он начнёт свой, может быть, последний подъём вверх, он обязательно должен хоть ненадолго вернуться на ВДНХ.
|