Отправлено: 12.02.08 21:35. Заголовок: Тот почувствовал, ка..

Тот почувствовал, как помимо его воли губы расползаются в улыбке, а глаза набухают слезами. Женщина перехватила его взгляд и взбеленилась.
- Извращенцы лешие! – сверкая глазами, взвизгнула она. – Пойдём, Коленька, сынок, домой! – она потащила мальчика за руку.
- Подождите! Постойте!
Артём выдавил из запасного рожка своего автомата несколько патронов и, догнав женщину, отдал их ей.
- Вот... Это вам. Коле вашему.
Та недоверчиво взглянула на него, потом её рот презрительно скривился.
- Что же ты думаешь, за пять патронов такое можно? Чтобы своего ребёнка?!
Артём не сразу понял, что она имела в виду. Наконец до него дошло, и он раскрыл было рот, чтобы начать оправдываться, но так и не смог ничего выдавить, а просто стоял, хлопая глазами. Женщина, довольная произведённым эффектом, сменила гнев на милость.
- Ладно уж! Двадцать патронов за полчаса.
Так и не сумев ничего выговорить, Артём потряс головой, развернулся и чуть ли не бегом бросился прочь.
- Жлоб! Ладно, давай хотя бы пятнадцать! – прокричала ему вслед женщина.
Ульман стоял всё там же, беседуя о чём-то с продавцом.
- Ну так, как насчёт крыски, не надумали? – учтиво поинтересовался хозяин, завидев возвращающегося Артёма.
Ещё немного – и его вырвет, понял Артём. Потянув Ульмана за собой, он поспешил ретироваться со станции.
- Отчего такая спешка? – спросил тот, когда они уже шагали по туннелю в направлении Белорусской.
Стараясь справиться с подступающим к горлу комком, Артём рассказал, что произошло. На Ульмана его история особого впечатления не произвела.
- А что? Жить же как-то надо, - отозвался он.
- Зачем такая жизнь вообще нужна? – Артёма передёрнуло.
- У тебя есть предложения? – Ульман пожал своими широкими плечами.
- Да в чём смысл такой жизни? Цепляться за неё, терпеть всю эту грязь, унижения, детьми своими торговать, мох жрать, ради чего?!
Артём осёкся, вспомнив Хантера – как тот говорил про инстинкт самосохранения, про то, что будет изо всех сил, по-звериному бороться за свою жизнь и за выживание остальных. Тогда, в самом начале его слова зажгли в Артёме надежду и желание бороться, стремления пытаться изменить мир, как та лягушка, которая своими лапками сбила молоко в крынке, превратив его в масло. Но сейчас почему-то более близкими казались слова, произнесённые отчимом.
- Ради чего? – передразнил его Ульман. – Ты что же, парень, «ради чего» живёшь?
Артём пожалел, что вообще ввязался в этот разговор. Бойцом Ульман, надо отдать ему должное, был отменным, но собеседником казался не очень интересным. И спорить с ним по поводу смысла жизни Артёму казалось делом отчаянным и бесполезным.
- Да, лично я – «ради чего», - угрюмо ответил он, не выдержав.
- Ну и ради чего? – рассмеялся Ульман. – Ради спасения человечества? Брось, это всё ерунда. Не ты спасёшь – так кто-нибудь другой. Я, например, - он осветил фонарём своё лицо, так, чтобы Артёму было его видно, и состроил героическую гримасу.
Артём ревниво посмотрел на него, но одумался и ничего не сказал.
- И потом, - продолжил боец, - не могут же все ради этого жить.
- Ну и как тебе оно – жизнь без смысла? – Артём постарался задать этот вопрос иронично.
- Как это без смысла? У меня он есть - тот же, что и у всех. И вообще, эти поиски смысла жизни обычно на период полового созревания приходятся. Это у тебя, кажется, что-то затянулось.
Его тон был не обидным, а озорным, так что надуваться Артём не стал. Вдохновлённый своим успехом, Ульман продолжил разглагольствовать.
- Я себя хорошо помню, когда мне семнадцать было. Тоже всё пытался понять – как, зачем, какой смысл. Потом это проходит. Смысл, брат, в жизни только один – детей заделать и вырастить. А там уж пусть они этим вопросом мучаются. И отвечают на него, как могут. На этом-то мир и держится. Вот такая теория, - он снова засмеялся.
- Ну а со мной ты зачем идёшь? Жизнью рискуешь? Если ты не веришь в спасение человечества, тогда что? – спустя некоторое время спросил Артём.
- Во-первых, приказ, - строго сказал Ульман. – Приказы не обсуждаются. Во-вторых, если ты помнишь, детей недостаточно сделать, их надо вырастить. А как я их буду растить, если их ваша шушера с ВДНХ сожрёт?
От него исходила такая уверенность в себе и своих силах, а его картина мира была так соблазнительно проста и слаженна, что Артёму даже не захотелось с ним дальше спорить. Наоборот, он почувствовал, что боец вселяет и в него уверенность, которой ему не хватало.
Как и говорил Мельник, туннель между Маяковской и Белорусской оказался спокойным. Правда, что-то ухало в вентиляционных шахтах, но зато мимо пару раз прошмыгнула вполне нормальных размеров крыса, и Артёма это успокоило. Вообще же, перегон был на удивление коротким – не успели доспорить, как впереди показались огни станции.
Соседство с Ганзой сказывалось на Белорусской самым положительным образом. Это было видно сразу – хотя бы по тому, что по сравнению с Маяковской или Киевской она довольно хорошо охранялась – за десять метров до входа был сооружён блок-пост: на мешках с грунтом стоял ручной пулемёт, а сторожевой наряд состоял из пяти человек.
Проверив документы (вот и пригодился новый паспорт), у них вежливо спросили, не из Рейха ли они будут. Нет-нет, заверили Артёма, против Рейха здесь никто ничего не имеет, станция торговая, соблюдает жёсткий нейтралитет, здесь в конфликты между державами – так начальник караула называл Ганзу, Рейх и Красную линию – не вмешиваются.
Прежде чем продолжать свой путь по Кольцу, Артём с Ульманом решили всё же отдохнуть и перекусить. Сидя в богатой и даже с некоторым шиком обставленной закусочной, в придачу к превосходно приготовленной и при этом удивительно недорогой отбивной Артём получил и полную информацию о Белорусской. Сидевший за столом напротив круглолицый блондин, представившийся Леонидом Петровичем, за обе щеки уплетал грандиозных размеров яичницу с беконом, а когда у него освобождался рот, с удовольствием рассказывал о своей станции.