Отправлено: 12.02.08 21:46. Заголовок: «Лазарет» выглядел з..

«Лазарет» выглядел зловеще. Настоящих раненых здесь было немного – всего человек пять, большую часть пространства занимали другие пациенты. Спелёнатые, как младенцы, и упрятанные в спальные мешки, они были выложены в ряд. У всех были широко распахнуты глаза, а из приоткрытых ртов неслось бессвязное мычание. Присматривала за ними не сиделка, а автоматчик, держащий в руках склянку с хлороформом. Время от времени один из спелёнатых начинал возиться по полу, подвывая и передавая своё возбуждение остальным, и тогда охранник прикладывал ему к лицу пропитанную снотворным марлю. Сон не наступал и глаза не закрывались, но человек на некоторое время затихал, успокаивался.
Сухого Артём увидел не сразу – тот был в служебном помещении, обсуждал что-то с их станционным врачом. Выйдя наружу, он натолкнулся на Артёма и обомлел.
- Ты живой... Артёмка! Жив... Куда же ты? Слава богу... Артём! – забормотал он, трогая Артёма за плечо, словно желая убедиться, что тот и вправду стоит перед ним.
Артём крепко обнял его. Он-то, как маленький, в глубине души боялся, что вернётся сейчас на станцию, а отчим начнёт ругаться – мол, куда подевался, какая безответственность, сколько можно вести себя, как мальчишка... Вместо этого Сухой просто прижал его к себе, и долго не отпускал. Когда отцовские объятия наконец разжались, Артём посмотрел в его сверкнувшие от пробежавшей слезы глаза, и ему стало стыдно.
Коротко, не пускаясь в описания своих приключений, он рассказал отчиму, где пропадал и что успел сделать за это время, объяснил, почему вернулся. Тот только качал головой и ругал Хантера. Потом опомнился, сказав, что о мёртвых – или хорошо, или ничего. Впрочем, что именно случилось с Охотником, он не знал.
- А у нас тут видишь, что творится? – голос Сухого опять затвердел. – Каждую ночь они так и валят, никаких патронов не хватит. Пришла дрезина с Проспекта Мира с припасами, но это так, семечки.
- Они туннель взрывать хотят у самого Проспекта, чтобы полностью отрезать и ВДНХ, и остальные станции.
- Да... Это они грунтовых вод боятся, поэтому близко к ВДНХ не решаются. Но надолго это не поможет. Чёрные себе и другие входы найдут.
- Когда ты отсюда уходить будешь? Уже мало времени остаётся. Меньше суток, тебе же надо всё подготовить...
Отчим окинул его долгим взглядом, словно проверяя.
- Нет, Артём, у меня отсюда уже дорога только одна, и она не Проспекту Мира. У нас здесь раненых тридцать человек, что мы их – одних бросим? И потом – кто будет оборону держать, пока я свою шкуру спасать? Как это я подойду к человеку и скажу ему – вот ты остаёшься здесь, чтобы сдержать их и умереть, а я пошёл? Нет...- он вздохнул. – Пусть взрывают. Сколько продержимся, столько и продержимся. Умирать тоже надо человеком.
- Я тогда с вами тут останусь, - предложил Артём. – Они там и с ракетами и без меня справятся, какая от меня польза. Так хоть вам помогу...
- Нет-нет, тебе обязательно надо идти, - испуганно перебил его Сухой. – У нас и гермозатвор в полном порядке, работает ещё, и эскалатор цел, к выходу выбраться ты сможешь быстро. Ты должен с ними пойти, они ведь там даже не знают, с кем имеют дело.
Артём засомневался, не отсылает ли отчим его со станции, просто чтобы спасти ему жизнь. Он попробовал возразить, но Сухой и слушать ничего не хотел.
- В твоём отряде только ты один знаешь, как чёрные могут с ума свести, - он указал на укутанных раненых.
- Что с ними?
- В туннелях стояли, не выдержали. Этих ещё успели оттащить, и то хорошо. А ещё несколько десятков чёрные прямо живыми порвали. Невероятная силища. Самое главное – когда они подходят и выть начинают, мало кто выдерживает, ну ты сам помнишь. Наши добровольцы себя наручниками приковывают, чтобы не сбежать. Ну вот, кого успели отцепить – тут лежат. Раненых мало, потому что они если достанут, то там уже выкрутиться трудно.
- Женьку... достали? – сглотнув, спросил Артём.
Сухой просто кивнул. Дознаваться подробнее Артём не решился.
- Пойдём, сейчас затишье пока. Поговорим, чаю выпьем, у нас ещё остаётся. Есть хочешь? – видя его заминку, поспешил предложить Сухой.
Отчим обнял его и повёл в комнату начальства. Артём потрясённо озирался по сторонам - он не мог поверить, что за три недели его отсутствия ВДНХ могла так измениться. Уютная, обжитая раньше станция навевала на этот раз тоску и отчаяние. Хотелось поскорее отсюда сбежать.
Сзади загромыхал пулемёт. Артём схватился за оружие.
- Это они для отстрастки, - успокоил его Сухой. – Самое страшное через пару часов начнётся, я уже чувствую. Чёрные волнами идут, недавно только одну отбили. Ты не бойся, если что серьёзное начнётся, наши сирену заведут – общую тревогу объявят.
Артём задумался. Его сон с походом в туннель... Сейчас это было невозможно, да и реальная встреча с чёрными вряд ли закончилась бы так же безобидно. Чего уж и говорить о том, что Сухой никогда не позволит ему войти в туннель в одиночку. От безумной мысли пришлось отказаться. У него есть дела и поважнее.
- А я ведь знал, что мы с тобой ещё увидимся, что ты придёшь, - уже в комнате начльства, наливая ему чай, сказал Сухой. – К нам где-то неделю назад приходил человек, тебя искал.
- Какой человек? – насторожился Артём.
- Он сказал, ты с ним знаком. Высокий такой, худой, с бородкой. Как-то его звали странно, на Хантера похоже.
- Хан? – удивился Артём.
- Точно. Сказал мне, что ты ещё вернёшься сюда, и так уверенно, что я сразу успокоился. И ещё кое-что тебе передал.
Сухой достал бумажник, в котором у него хранились одному ему понятные записи и предметы, и извлёк оттуда сложенный вчетверо листок. Развернув бумагу, Артём поднёс её к глазам. Это была короткая, всего в одно предложение записка. Написанные небрежным летящим почерком слова поставили его в тупик.

«Тот, у кого хватит храбрости и терпения всю жизнь вглядываться во мрак, первым увидит в нём проблеск света»

- А больше он ничего не передавал? – недоумённо спросил Артём.
- Нет, - ответил Сухой. – Я думал, это закодированное послание. Человек всё-таки специально для этого шёл сюда.
Артём пожал плечами. Приблизительно половина всего, что говорил и делал Хан, казалась ему полной бессмыслицей, зато другая заставляла по-другому взглянуть на мир. Как знать, к какой части относилась эта записка?
Они ещё пили долго пили чай и беседовали. Артём не мог отделаться от чувства, что видит отчима в последний раз, и словно старался наговориться с ним на всю жизнь вперёд. Потом пришло время уходить.
...Сухой дёрнул за рычаг, и тяжёлый заслон со скрежетом приподнялся на метр. Снаружи хлынула застоявшаяся дождевая вода. Стоя по щиколотку в тине, Артём улыбнулся Сухому, хотя на глаза наворачивались слёзы. Он уже собрался прощаться, но в последний момент вспомнил о самом главном. Достав из рюкзака детскую книгу, он отыскал страницу с заложенной фотографией, и протянул снимок отчиму. Сердце его тревожно заколотилось.
- Что это? – удивился тот.
- Узнаёшь? – с надеждой спросил он. – Посмотри получше. Это не моя мать? Ты же видел её, когда она меня тебе отдала.
- Артём...- Сухой грустно улыбнулся. – Я и лица-то её почти не видел. Там темно очень было, а я всё на крыс смотрел. Не помню я её совсем. Тебя хорошо запомнил, как ты тогда меня за руку схватил и совсем не плакал, а её – нет. Извини.
- Спасибо. Прощай, - Артём совсем было хотел сказать «папа», но в горле встал ком. – Может, ещё встретимся...
Он натянул противогаз, нагнулся, проскользнул под занавесом, и побежал вверх по расшатанным ступеням эскалатора, бережно прижимая к груди помятую фотографию.