Отправлено: 06.02.08 14:26. Заголовок: 42. Маша уперлась г..

42.

Маша уперлась головой в запертый гермозатвор с грубо нарисованными на нем черепом и костями. Тупик. Тупик. Тупик… С того момента, как она закончила кормить Дениску, сидя на железном мостике, она помнила происходящее с трудом, все вокруг как бы плыло в тумане, сливаясь одно с другим. Ходьба по тускло освещенным тоннелям, какие‑то станции, тени, голоса… Главное, никто не обращает внимания на бредущую по путям одинокую стройную фигурку, укутавшуюся с головой в оделяло. Наверное, у нее начался жар, колотил озноб, в глазах расплывались круги… А теперь — тупик. Конец надежды.
Сил бороться уже не было, Маша опустилась на пол и тихо заплакала. Дениска спал, он еще не знал ее забот… и, наверное, уже никогда не узнает… Темные круги снова поплыли в глазах… Вдруг — яркая вспышка света — и голос Лехи, ее Лехи: «Маша!».
«Какой хороший конец… Вот и все…» — подумала она и медленно завалилась на бок.
Настойчивый голос звал ее из спасительного небытия — «Маша, Маша!». Яркий свет в конце тоннеля бил в глаза… В глаза? Разве у нее есть еще глаза? Нет, лучше назад, во тьму — там тихо и уютно, нет раздражающих звуков, света…
— Маша, Маша!
Сознание вернулось рывком. Свет мощной лампы над головой… Белые кафельные стены. Люди в зеленых халатах, блестящие инструменты…
— Маша, Маша!
Знакомый голос… Леха? Маша хотела откликнуться, но пересохшее горло издало только нечленораздельный хрип.
— Она приходит в себя. Показатели вроде бы в норме — с учетом ее состояния… Теперь необходим покой…
Яркий свет погас, потолок куда‑то поплыл, заветрелся. Небольшая тряска, потолок резко поднялся, промелькнули колонны, опять немного качнуло и теперь поток стал низким и темно‑зеленым.
— Маш, ну ты как? — опять голос Лехи.
— Я жива? Где Дениска? — неразборчивый клекот из горла.
— Да, жива. Дениска тут, его кормят, все в порядке. Доктор сказал, что ты поправишься, что если бы ты к нему обратилась недели две‑три назад, то совсем не было бы ничего страшного…
Мельников и Бритвин стояли на платформе «Серпуховской». Бритвин — со слезами благодарности на глазах, Мельников — с улыбкой. На путях стоял мотовоз, загруженный оружием и снаряжением. В клетках повизгивал десяток свиней. На грузе сидели несколько тяжеловооруженных бойцов, в кабине мотовоза стоял готовый к бою пулемет.
— Ну что, Петр Иванович, в добрый путь… Пути на «Октябрьской» починили, дополнительная охрана ждет тебя там же. Если все же надумаешь насчет эвакуации — дай только знать, выведем, даст Бог — без потерь.
— Спасибо, полковник. Может, и обойдется, продержимся.
— Ну, сам большой, думай. Если что — звони или приезжай. И все‑таки… извини… помнишь, я говорил «потом сочтемся»?
— Помню…
— Тогда не обижайся… — сказал Мельников и с размаху врезал Бритвину промеж глаз. Тот сел на пол, очумело мотая головой, потом поднялся…
— Ну что, теперь в расчете? — спросил он.
— Думаю, да.
Бритвин подошел к Мельнику и крепко, по‑медвежьи обнял его.
— Там, где я должен был найти врага, я нашел друга. Спасибо за урок, полковник. Удачи!