Отправлено: 06.02.08 13:54. Заголовок: 2. Неожиданно в ваг..

2.

Неожиданно в вагоне погас свет, а поезд, проехав еще немного по инерции, остановился.

Минут через пять темноты раздался срывающийся визгливый женский голос:
— Да что ж… это… делается…
Потом неуверенные шаги, мягкий стук падающего грузного тела ‑
— Ой! Ох, да как же…
Опять шаги, стук в перегородку кабины машиниста и все тот же визгливый голос:
— Чего творится‑то? эй!

Лязгнул замок, скрипнула дверь:
— Блин, ну чо ломишься‑то, я…, что ли? Напряжение пропало.
— А что это вы со мной так разговариваете?
— Не нравится — иди нах…

Дверь захлопнулась.
— Не, ну вы видали? — заохала Марина Анатольевна. — Хамло! Я жаловаться буду! Я милицию вызову! Я…
Она не успела договорить, как пол ушел у нее из под ног и, больно стукнувшись о поручень сиденья, Марина Анатольевна отлетела к двери.

Раздался жуткий грохот и скрежет, вагон еще раз мотнуло, потом все затихло. Дверь кабины машиниста опять открылась, ударил луч фонаря, запрыгал, уперся в дальний конец вагона. Конца вагона не было, вместо него была смесь металла, бетона и земли, по которой сочились тонкие струйки воды. Мужик, сидевший в конце вагона, как ни странно, был жив — когда вагон качнуло, он инстинктивно бросился на пол и откатился вперед. Кусок тюбинга теперь торчал сантиметрах в десяти от его ног. Он сел, матюгнулся, взглянул на то, сталось с местом, где он сидел и его лицо расплылось в глупой улыбке.
Потом улыбка сползла с его лица, и он рывком вскочил на ноги.

Остальные четверо медленно пассажиров поднимались с пола, бомж помог молоденькой девушке, несмотря на ее брезгливую гримаску — она ушиблась при падении, и встать ей было трудновато.
Машинист протянул руку немолодой женщине, паренек бросился на помощь и совместными усилиями они подняли и ее.
Все негромко что‑то бормотали себе под нос, матерились или охали. Женщина постарше заплакала в голос.
Машинист произнес:
— Надо выбираться. Аккумуляторов в фонарике надолго не хватит. Женщины, идти можете?
Женщины кивнули.
— Меня, кстати, Алексеем зовут.
— Майор Мельников.
— Маша…
— Тим.
— Марина… хлюп… Анатольевна…
— Семеныч.

— Фонарики, зажигалки есть? — спросил Алексей.
Мельников кивнул:
— Зажигалка есть.
— Фонарик, китайский, почти новый… и зажигалка тоже — сказал Семеныч.
У остальных ничего не было.
— Ладно, это на всякий случай, — произнес Алексей. — Пошли.
Он юркнул в кабину, открыл дверь впереди и спрыгнул на шпалы.
— Давайте за мной.
Мельников и Тим спрыгнули вниз, подхватили легонькую Машу, поддержали Семеныча, потом все вместе с большим трудом сняли Марину Анатольевну.
— Осторожно с контактным рельсом, — предупредил Алексей, — сейчас он вырублен вроде, но х… его знает, вдруг кто включит… Пошли.
Алексей с фонарем шел впереди, за ним Тим и Семеныч, потом Маша, за ней (невольно любуясь ее стройным силуэтом), майор, и, опираясь на его руку, — Марина Анатольевна.
Она все причитала:
— Да что ж это такое… да как же это…
Семеныч оглянулся и глянул на нее. Встретившись с ним взглядом, женщина замолчала.

До станции оказалось не очень далеко дошли примерно минут за двадцать, и фонаря машиниста хватило с избытком. Когда они вышли из тоннеля, их глаза отказывались верить тому, что они увидели. На «Серпуховской», станции и так не слишком светлой, было почти темно — при ударе многие лампы вышли из строя, но хорошо хоть, что резервное питание включилось автоматически.
Но дело было в другом — на станции, которая в это время должна была быть практически пустой, было довольно много народу. Люди в основном выглядели ужасно — раненые, обожженные, покалеченные. Даже здоровые выглядели странно — многие были одеты не пойми во что — майки, халаты, шлепанцы. Стоны, крики, запах крови и обожженной плоти. На станции было несколько врачей — в основном окрестные жители, но не было ни бинтов, ни медикаментов.
— Да что, ё, случилось‑то?
Никто толком не мог объяснить, но по сбивчивым объяснениям, выходило, что случилось что‑то страшное — ядерная война, или что‑то вроде того.
Марина Анатольевна заплакала, потом сползла по стенке на пол, забилась, зарыдала — «Феденька, внучек…»
Мельников дернулся, развернулся, ушел в темноту тоннеля…
По щекам Маши хлынули слезы. Тим сел на край платформы и уставился в пустоту.

Появился милицейский сержант.
— Так, ты, парень — скомандовал он Тиму — и вы двое, — он повернулся к Семенычу и Алексею, — бегом к шлюзам, будете помогать принимать пострадавших.
— Вы, девушка, помогите женщине, успокойте ее, отведите в медпункт, пусть нашатыря нюхнет. Потом будете перевязывать раненых. Обе.

Из туннеля появился бледный, с покрасневшими глазами, Мельников.
— Эй, сержант, — крикнул он. — Тут есть техники метрошные?
— Должны быть…
— Быстро найди и давай их сюда!
— А ты кто, чтоб командовать?
— Быстро давай, там в тоннеле вода из‑под завала идет, надо гермодверь закрыть.
Сержант еще тупил, поэтому Мельников достал из нагрудного кармана красную книжечку и ткнул под нос сержанту:
— БЕГОМ!
До сержанта дошло, он метнулся и через пару минут вернулся с помятым мужичком в рабочей робе.
— Вода, значит? Гермозатвор надо закрыть, значит… Я кнопку жму, значит, а она того… видать кабель, значит, того.
— Ручной привод есть?
— Да есть… но, наверное, того… заржавел, значит.
Мельников рявкнул:
— Тащи смазку, что хочешь — но закрыть надо.
Тут стоявший рядом мужчина сказал:
— У меня вэдешка есть. Для машины покупал. Любую ржавчину проберет.
— Давай. И пошли с нами, поможешь.

Маша отвела Марину Анатольевну в медпункт, а сама пошла помогать с перевязками. От вида ран ее тошнило, но она старательно рвала тряпки, завязывала их…

Тим устало опустился на пол. Семеныч хотел было закурить, но только мял папиросу губами… Алексей уперся головой в стену… Только что поступила команда прекратить прием раненых и окончательно загерметизировать станцию. Принимать людей было уже некуда. За стальными дверями шлюза еще были слышны крики о помощи…

Мельников вытер пот. Гермозатвор, наконец, закрылся… Опасность затопления пока что миновала.