Метро 2033 | Ролевая игра

Глава 6

Потолок был так сильно закопчен, что ни следа уже не осталось от побелки, которой он некогда был покрыт. Артём тупо смотрел в него, не понимая, где же он находится.
- Проснулся? - услышал он знакомый голос, и этот голос заставил рассыпавшуюся мозаику мыслей и событий выстроиться обратно в картину вчерашнего (вчерашнего ли?) дня. Всё это казалось сейчас таким нереальным; непрозрачная, как туман, стена сна отделяла действительность от воспоминаний. Стоит заснуть и проснуться, как яркость пережитого стремительно меркнет, и вот, вспоминая, трудно уже отличить фантазии от подлинных происшествий. Они становятся такими же блеклыми, как сны, как мысли о будущем или возможном прошлом.
- Добрый вечер, - приветствовал его мужчина, который нашёл его. Он сидел по другую сторону костра, и Артём видел его сквозь пламя, и от этого его лицо приобретало вид загадочный и даже мистический. - Теперь, пожалуй, мы с тобой можем и представиться друг другу. У меня есть обычное имя, похожее на все те имена, которые окружают тебя в этой жизни. Оно слишком длинно и ничего обо мне не говорит. Но я - последнее воплощение Чингиз Хана, и поэтому можешь звать меня Хан. Это короче.
- Чингиз Хана? - недоверчиво посмотрел Артём на своего собеседника, отчего-то больше всего удивляясь тому, что тот отрекомендовался именно последним воплощением, хотя в реинкарнацию он вообще-то не верил.
- Друг мой! - оскорблённо возразил Хан, - не стоит с таким явным подозрением изучать разрез моих глаз и манеру поведения. С тех пор у меня было немало иных, более приличных воплощений. Но всё же Чингиз Хан остаётся самой значительной вехой на моём пути, хотя как раз именно из этой жизни, к своему глубочайшему сожалению, я не помню ровным счётом ничего.
- А почему Хан, а не Чингиз? - не сдавался Артём. - Хан ведь даже не фамилия, а род деятельности, если я правильно помню.
- Навевает ненужные ассоциации, не говоря уже об Айтматове, - нехотя и непонятно пояснил тот, - и между прочим, я не считаю своим долгом давать отчёт об истоках своего имени кому бы то ни было. Как зовут тебя?
- Меня - Артём, и я не знаю, кем я был в прошлой жизни. Может, раньше моё имя тоже было позвучнее, - попытался оправдаться Артём.
- Очень приятно, - сказал Хан, очевидно, вполне удовлетворённый и этим, - надеюсь, ты разделишь со мной мою скромную трапезу, - прибавил он, поднимаясь и вешая над костром битый железный чайник, вроде того, что был у них на ВДНХ в северном дозоре.
Артём суетливо поднялся, запустил руку в свой рюкзак и вытащил оттуда батон колбасы, прихваченной в путь ещё с ВДНХ. Перочинным ножом он настругал несколько кусочков и разложил их на чистой тряпице, которая тоже лежала у него в рюкзаке.
- Вот, - пододвинул он колбасу, - к чаю.
Чай у Хана был всё тот же, их родной, с ВДНХ, Артём его сразу же узнал. Потягивая его из металлической эмалированной кружки, он молча вспоминал события прошедшего дня. Хозяин, очевидно, тоже думал о чём-то своём и не тревожил его пока.
Влияние безумия, хлещущего в мир из лопнувших труб, оказывалось разным для всех. И если Артём воспринимал его просто как шум, который глушил, не давал сосредоточиться, убивал мысли, но щадил сам разум, то Бурбон просто не выдержал такой мощной атаки и погиб. Того, что этот шум может убивать, Артём не ожидал, иначе он не согласился бы ступить и шагу в чёрный туннель между Проспектом Мира и Сухаревской. И на этот раз он подкрался незаметно, сначала притупляя чувства, - Артём теперь был уверен, что все обычные звуки были задавлены им, хотя его самого до поры нельзя было услышать, - потом замораживая поток мыслей, так что те загустевали, останавливались и покрывались инеем бессилия, и, наконец, нанося последний сокрушительный удар. И как он сразу не заметил, что Бурбон вдруг заговорил языком, который не смог бы воспроизвести, даже начитавшись апокалиптических пророчеств? И они продвигались всё глубже, словно зачарованные, и было чудное такое опьянение, а вот чувства опасности не было, и он тщетно думал о какой-то ерунде, о том, что нельзя замолкать, что надо говорить, но попытаться осознать, что же с ними происходит, в голову отчего-то не приходило, что-то мешало...
Всё происшедшее хотелось выкинуть из сознания, забыть, оно было таким непонятным и недоступным для понимания, ведь за все годы, прожитые на ВДНХ, о подобном приходилось только разве слышать, и проще было продолжать верить, что такое не может происходить в этом мире, что ему в нём просто нет места. Артём потряс головой и снова огляделся по сторонам.
На станции было всё так же сумрачно. Ему подумалось, что здесь никогда не бывает светло, может стать только темнее, если закончится запас топлива для костра, завезённого сюда, наверное, какими-нибудь караванами. Часы над входом в туннели давным-давно погасли, на этой станции не было руководства, некому было заботиться о них, и Артём подумал, что Хан сказал ему «добрый вечер», хотя по его расчётам должно было быть утро или полдень.